Регулярные исследования «Левада-центра» говорят о том, что пик антизападных настроений, приходившийся на начало 2015 г., пройден. Тогда были зафиксированы рекордные величины: 81% россиян плохо относились к США, еще 71% – плохо относились к Европейскому союзу. После чего эти показатели начали плавно снижаться и сегодня составляют 64 и 60% соответственно. Медленно растет число позитивно настроенных граждан – прежде всего среди самых молодых, образованных и обеспеченных жителей крупных городов.
Общее позитивное или негативное отношение к Западу является наиболее подвижным показателем. В моменты открытых конфликтов России и западных стран, таких как в 1999 г. по поводу Югославии, в 2003 г. по поводу Ирака и в 2008 г. по поводу Грузии, российское общественное мнение всегда резко менялось от положительного к отрицательному, а после завершения острой фазы конфликта также быстро возвращалось к устойчиво положительным значениям. Можно сказать, что общественные настроения колебались вместе с тоном новостей по федеральным телеканалам. Однако более подробные исследования показывают, что на протяжении длительного времени, даже в периоды наиболее позитивных общих оценок США и ЕС в российском общественном мнении, у россиян сформировалось устойчивое предубеждение к Западу. Причем складывались эти настроения медленно на протяжении 1990-х гг. и оформились еще до прихода Владимира Путина к власти.
Чтобы понять логику существующих антизападных настроений, необходимо вернуться на четверть века назад. Сегодня это покажется невероятным, но на рубеже 1980-х – 1990-х российское общество было очаровано Западом, главным образом США. Америка казалась россиянам образцовой страной, на которую нужно равняться, главным союзником на мировой арене. Сближение с Западом казалось важнее сотрудничества с бывшими советскими республиками. Поэтому внешняя политика Ельцина – Козырева не была навязана из-за рубежа, как это сегодня принято утверждать, но отражала существовавший широкий общественный запрос на сближение с Западом и вхождение России в клуб ведущих мировых держав. Если когда-то и существовал шанс на построение единого европейского дома, то в начале 1990-х. Однако такие настроения продлились лишь пару-тройку лет.
По мере вхождения России в глубочайший экономический кризис большинству населения стала очевидна пропасть, отделявшая страну от Запада, который для россиян являлся (и является по сей день) символом сытой и богатой жизни. С другой стороны, становилось понятным, что Россию, которая требовала к себе особого отношения, на Западе никто не ждет. К 1993 г. отчетливо обозначается разница во взглядах российских и западных элит на одни и те же внешнеполитические события. Соцопросы тех лет зафиксировали негативное отношение населения к бомбардировкам Ирака американской авиацией, при том что политику США к России большинство респондентов по-прежнему оценивало как дружескую и даже союзническую. Общественным настроениям должно было передаться и раздражение российской – вчерашней советской – элиты по поводу того, что США в одностороннем порядке решили разобраться с бывшим советским сателлитом (напомним, что некоторые российские политики водили дружбу с Саддамом Хусейном вплоть до его свержения силами НАТО). Иначе говоря, надежды на быструю и безболезненную интеграцию новой России в мировое сообщество довольно скоро обнаружили свою несостоятельность и сменились общим раздражением по отношению к бывшему объекту вожделения по принципу «на взгляд-то он хорош, да зелен».
Отчетливый рост негативных установок по отношению к Западу наблюдается с середины 90-х. Так, если в 1996 г. только 6% готовы были назвать США врагом – в числе многих других, то с 1999 г. эта страна уже входит в первую тройку (тогда так считали 19% респондентов) – после «международных террористов» и «чеченцев». Начиная с 2008 г. США прочно занимают первое место среди врагов России с устойчивыми 35% респондентов. В 2014 г. – на пике антиамериканизма – эта доля повышается до рекордных 65% населения. Сегодня эта цифра составляет 46% и в списке врагов России США делят первое место с запрещенным в России ИГИЛ.
Уже в мае 1998 г. около 75% полагали, что Америка стремится ослабить Россию и превратить ее в сырьевой придаток. Сегодня похожих взглядов придерживается около 80%. В 2001г. в образе США в российском общественном сознании сочетались противоречивые характеристики. Позитивные черты преобладали (61% опрошенных считали США богатой страной, 51% – сильной военной державой, представление о США как о демократической стране разделяло около 18%), однако негативные составляющие образа были одинаково значимыми: 51% россиян считали, что США бесцеремонно вмешиваются в дела других стран, 40% считали, что они стремятся прибрать к рукам богатства мира. С тех пор баланс лишь немного изменился в сторону отрицательных характеристик.
Особое значение, по-видимому, имел 1999 год, когда случилось сразу несколько событий, сказавшихся на восприятии россиянами Запада. Произошло расширение НАТО на Восток, США объявили о возможном выходе из договора по ПРО, операция натовских сил в Югославии, в обход ООН и несмотря на возражения России, привела к первому открытому конфликту России и Запада. Символом этого конфликта стали «разворот над Атлантикой» Евгения Примакова и марш-бросок российских военных на югославскую Приштину – в пику силам НАТО. На политику Запада эти действия практически не повлияли: операция в Югославии продолжилась, еще через несколько лет пал режим Милошевича. Но внутри страны российская власть должна была почувствовать мобилизующий эффект антиамериканизма: за один месяц стабильный до тех пор рейтинг Примакова вырос с 56 до 64%, у населения и элит ощущался прилив оптимизма и собственной значимости (все это повторится в многократно усиленном виде в 2014 г.).
И если в 1990-х гг. нарастание антизападных настроений носило скорее стихийный характер, то в 2000-е они начинают целенаправленно использоваться российской властью для интерпретации происходящих в мире событий и для оправдания российских внешнеполитических амбиций как вынужденного ответа на агрессивные действия США и союзников по НАТО. Этому способствовала концентрация под контролем российского государства основных телеканалов и других крупных СМИ, начавшаяся с приходом Владимира Путина на пост президента (сегодня около 90% россиян регулярно смотрят новостные телепередачи госканалов, в то время как альтернативными источниками информации пользуется не более 30% населения). При этом сначала такие объяснения работали плохо. Опросы, проведенные в России во время первого майдана, показывали, что лишь пятая часть населения была склонна приписывать причины происходящего на Украине проискам Запада. Но в 2014 г. такое объяснение в отношении евромайдана было принято российским населением как основное. Похожая интерпретация событий в Грузии и Сирии – как результата подстрекательства Запада («Запад и Саакашвили против мятежных республик», «Запад и сирийская оппозиция против Асада», при том что сюжет гражданской войны всячески затушевывался) – придала вмешательству России в эти конфликты дополнительную легитимность в глазах российского населения.
Здесь важно подчеркнуть, что представления россиян о Западе стереотипичны. Как отмечал Герман Дилигенский – отечественный ученый, работавший на стыке политологии, социологии и психологии, – чем дальше социальное явление отстоит от непосредственного опыта человека, тем труднее подвергнуть его проверке. Поэтому представления, поступающие человеку из СМИ, усваиваются автоматически и в готовом виде. В дальнейшем они могут воспроизводиться на протяжении всей его жизни и даже передаваться новым поколениям. Иными словами, многое из того, что сообщается по телевизору, большинством населения воспринимается некритично. И чем однообразнее и примитивнее сюжеты теленовостей, тем лучше они усваиваются. Если в 1990-е гг. программы одних телеканалов могли уравновешиваться передачами других, то по мере зачистки информационного пространства в 2000-е российские СМИ становились все более единообразными, что облегчало задачу формирования нужного власти общественного мнения. С другой стороны, сегодняшняя пропаганда может апеллировать к стереотипам времен холодной войны, которые потеряли свою актуальность в начале 1990-х (в связи с надеждами на сближение России и Запада), но уже к середине декады оказались реанимированы.
Анализ долгосрочных трендов российского общественного мнения позволяет сделать ряд предположений о том, каким будет отношение россиян к Западу в ближайшие годы. Скорее всего, практически сразу после отмены санкций общие позитивные настроения быстро восстановятся. Однако подозрение в скрытой враждебности Запада по отношению к России, а также недоверие к США и ЕС сохранятся надолго. Отчасти это обусловлено разницей внешнеполитических интересов и взглядов на происходящее в Москве, с одной стороны, в Вашингтоне и Брюсселе – с другой. Шанс интегрировать Россию в общеевропейские институты безопасности, что могло бы предотвратить или хотя бы смягчить разногласия, был упущен в начале 90-х гг.
Внутри страны сближению внешнеполитических позиций России и Запада препятствует сложившаяся политическая система, в которой высшая власть сосредоточена в руках силовиков, чьи взгляды на мир сформированы службой в советской армии и системе безопасности. Это они вели и проиграли холодную войну во времена СССР. Именно они наиболее остро должны были переживать сокращение геополитического влияния постсоветской России и расширение НАТО. Тогдашнее поражение для них, по-видимому, настолько невыносимо, что они испытывают потребность отыграться, чего бы это ни стоило.
Группы, иначе понимающие мир и интересы страны, занимают в политической системе подчиненное положение, маргинализованы и стигматизированы. Контроль государства за ведущими СМИ обеспечивает эффективное насаждение наиболее примитивных представлений о Западе у россиян. Поддержание негативного образа Запада удобно для оправдания российской внешней политики в глазах населения. Все это означает, что, до тех пор пока российские элиты и СМИ не станут более плюралистичными и свободными, базовые негативные представления населения о Западе будут сохраняться.
Оригинал [1]