[1]
Вспомним Грушина…
10 лет назад, 18 сентября 2007 года, умер Борис Андреевич Грушин. В российской социологии нет имени более яркого, чем «Грушин». Борис Андреевич – основатель всей нынешней индустрии массовых репрезентативных опросов, ее творец, идеолог ее организационной структуры. Именно он должен нести «ответственность» за то, что, когда говорят — «социология», то подразумевают исключительно массовые опросы. Но то, что сегодня социологические данные опросов общественного мнения стали непременной частью публичной жизни, — это его заслуга. Он не виноват в том, что такая социология не стала «зеркалом общества», инструментом диагностики его морали, интеллекта, порядочности, как он того хотел.
Сервильность российской, а еще раньше – советской социологии определена условиями ее рождения и функционирования, а именно: зависимостью от власти, готовность обслуживать государственные органы разного типа и иерархии, обеспечивать повышение эффективности управления и пропаганды, патриотическое воспитание молодежи и т.п. Как раз против этого воевал всю свою жизнь Борис Андреевич, добиваясь появления независимых исследовательских институтов. Нынешние молодые социологи, ничего не знающие про историю социологии в России, представить себе не могут (даже не хотят), какой ценой все это давалось. Осознание того, какую массу усилий ему придется затратить, чтобы пробить в сознании чиновников идею необходимости изучения мнений в «обществе», должно было бы вызвать ужас у любого «нормального» человека. «Зачем изучать то, что люди смотрят, читают, спрашивать — что они думают? Смотрят то, что мы считаем нужным показывать», соответственно, и «думать должны так, как мы считаем нужным, чтобы они думали», — примерно так реагировал руководитель советского Госкомитета по радио и телевещанию С. Лапин на все предложения Грушина.
Но Борис Андреевич и не был «нормальным» человеком в обычном смысле слова. Еще в 1950-е годы он — один из активнейших участников неформального Московского методологического кружка (куда входили А.Зиновьев, М.Мамардашвили, Г.Щедровицкий, В.Швырев, Б.Шрагин и многие другие люди, оставившие свой след в интеллектуальной истории нашей страны). Напомню некоторые вехи его жизненного пути: защита докторской диссертации «Проблемы методологии исследования общественного мнения» (1967), «Институт общественного мнения» (при Комсомольской правде, 1960-1967), ИКСИ – отдел изучения общественного мнения (ЦИОМ), знаменитый «Таганрогский проект», сборники «47 пятниц», преподавание на журфаке МГУ, Прага и журнал «Проблемы мира и социализма», и – наконец, самый главный успех и разочарование — появление первого, тогда еще – Всесоюзного, ЦИОМа, формирование общенациональной сети опросов общественного мнения, лежащей в основе всех нынешних общероссийских социологических исследований, уход и создание собственной частной организации — «Vox populi».
Поколение Грушина, Левады, Мамардашвили, Зиновьева, Пятигорского, Лотмана — прорывное поколение, которое предопределило конец советского тоталитаризма. Другого такого не будет. И не потому, что они больше знали или умели, нет – их внутренний горизонт был шире, а небо – выше. Они хотели другого – свободы думать и знать, они жили иначе, чем сегодняшние прагматики, ставили себе другие цели и задачи. Поэтому им что-то (не очень многое), но принципиально важное, удалось сделать в этой жизни, и «это» осталось навсегда, пусть даже мы не сознаем масштабов и цены сделанного. У них была собственная позиция по ключевым вопросам жизни в несвободной стране. Хочу подчеркнуть: Грушин был единственным среди всех «социологов» и «философов», собравшихся в ноябре 1969 года в Академии общественных наук при ЦК КПСС для обсуждения «Лекций по социологии» Левады (а по существу — запланированного разгрома социологии и идеологического обоснования партийного контроля над наукой), кто бескомпромиссно защищал Ю.А.Леваду и его позицию независимости или точнее – автономности социальной науки. Это он заявил во всеуслышание: «Будущее покажет, кто стоял на пути развития советской социологии, а кто лежал. И при этом не вдоль, а поперек». Такие вещи не забываются, в том числе и доносчиками, заказными борцами с буржуазной идеологией или философскими упырями, вроде Глезермана, который был главным докладчиком на том собрании.
Немного от себя: мое знакомство с Б.А.Грушиным (и карьера эмпирического социолога!) началась весной 1970 года. Грушинские книжки – «Свободное время» (1966) «Мир мнений и мнения о мире» (1967) были тогда одними из первых доступных нам «настоящих» (а не «партийных») социологических работ, наряду с учебником Я.Щепанского, хрестоматией Г.Бекера и А.Боскова или незабываемой книжкой по социальной психологии Т.Шибутани. В 1967 году Грушин создал на факультете журналистики лабораторию социологии СМК. Тогда же он уговорил Леваду прочесть курс лекций по социологии, ставший первый в советское время систематическим изложением дисциплинарного видения действительности. Поэтому для меня не было выбора: после лекций Левады надо было учиться у Грушина. Летом того же года я, прослушав вводные уроки Бориса Андреевича, уже участвовал в его большом социологическом проекте: «Функции районной газеты в системе СМИ». Опросы проходили в Шацком районе Рязанской области. И первый опыт полевого социолога (а я был «бригадиром интервьюеров» — слова «супервайзер» тогда еще не было) я получил под руководством его аспирантов Г.Кунцмана, А.Верховской и других. Сейчас об этом смешно говорить, когда Левада-центр в год реализует 150-170 таких исследований, но тогда это был первый опыт и он не забывается.
В недолгий период расцвета ИКСИ я ходил к грушинцам на семинары, проходивших в соседних комнатах с отделом Левады и кабинетом его и Кона. Среди молодежи его окружающей, он резко выделялся и темпераментом, и командирским тоном. От него исходила энергия человека, наконец-то дорвавшегося до собственного дела и знающего, что делать. Дядька Черномор среди своих «богатырей». Но близко мне пришлось познакомиться с Борисом Андреевичем уже во ВЦИОМе. Его попытки переноса на отечественную почву модели Гэллапа не были так уж однозначно приняты коллегами. Левада предложил другой образец: соединение академической (теоретической) социологии с социологическими опросами общественного мнения как источника эмпирических данных для более глубокого анализа происходящего. Ни тот, ни другой подход полностью так и не были воплощены. В практику вошло нечто среднее, соответствующее квалификации и компетенции основного корпуса сотрудников. Но разногласия и споры оставались, что, конечно, злило и раздражало Бориса Андреевича. Мне не был близок его гегелевский или марксовый взгляд на объективность общественного мнения, ни тогда, как я читал его книжки, ни тогда, когда мы спорили уже во ВЦИОМе о «программах» очередных омнибусов. Но от этого мое искреннее уважение к мэтру и человеку нисколько уменьшалось.
К концу жизни Борис Андреевич стал мягче, так, во всяком случае, мне казалось, может быть, из-за некоторой растерянности и непонимания, что происходит в стране. Прежние ожидания, надежды и действительность очень сильно расходились. И не только у него…
Сегодня, 18 сентября 2017 года, хотелось бы не только вспомнить о нем, но и сказать ему те слова благодарности, которые не смог сказать при жизни.
Лев ГУДКОВ