Российские регионы начинают выходить из режима самоизоляции, и есть повод задуматься о посткоронавирусных траекториях трудоспособной и самой активной части населения – как собственной (внутренняя миграция), так и иностранной, приезжающей в Россию на заработки (международная миграция).
Любой кризис бьет в первую очередь по занятости граждан и провоцирует перемещения людей в поисках работы. Это проглядывает, например, в динамике миграционного прироста, обусловленной финансовым кризисом 1998 г., а именно рост кривой миграционного прироста межрегиональной миграции (как следствие возросшей мобильности населения в пределах страны) корреспондировал с сокращением миграционного прироста за счет обмена России с зарубежными странами практически вдвое (т. е. стало больше уезжать, чем до кризиса). Статистические данные показывают только регистрируемую миграцию, но всегда будут те, кто переезжает на новое место жительство вне системы официального учета.
Исследование российской молодежи, проведенное «Левада-центром» накануне пандемии (по исследовательской программе FES Youth Studies Фонда им. Фридриха Эберта), в целом демонстрировало привлекательность стратегии переезда среди 14–29-летних граждан России. Если говорить о реальном поведении, то 14% молодежи в отобранном возрастном интервале, закончившей учебу, уже сменили место жительства, потому что не смогли найти постоянную работу. Интересно, что народная поговорка «где родился, там и пригодился» массовой популярностью не пользуется: большинство молодых не считают, что место их рождения сколько-нибудь важно для поиска работы – намного важнее образование, опыт и даже удача. Территориальная мобильность в их представлениях – это, скорее, норма, а не предательство малой или большой родины.
Эмиграция – другой поворот в миграционной проблематике, которая практически всегда вызывает болезненную реакцию у патриотически настроенной части общества и государственных управленцев. По данным вышеуказанного исследования, каждый второй респондент в возрасте от 14 до 29 лет ответил, что хотел бы уехать из России дольше чем на шесть месяцев, т. е. продемонстрировал долгосрочные стратегии потенциального переезда. Чем же они определялись? Предсказуемо, но в первую очередь мечтами о социально-экономическом благополучии – «повышении уровня жизни» (37%), – которые в период наступающего кризиса, видимо, укрепятся. И только потом «желанием пожить в другой культуре» (26%) и другими стремлениями.
Однако реальные шаги предпринимает намного меньшая доля тех, кто заявлял о желании уехать за рубеж: 13% «связывались с друзьями, родственниками, которые могут помочь мне переехать за границу», 4% – «с потенциальными университетами, школами», 3% – «с потенциальным работодателем», 3% «обращались в посольство», еще 2% на момент опроса уже получили стипендию или грант. В то время как 74% молодых из числа рассматривающих возможность переезда ничего не предпринимали. Посткоронавирусный кризис предоставляет два основных сценария для этих молодых: те, кто может, уедут быстрее, чем планировали, а те, кто находится в стесненных обстоятельствах, отложат свой переезд до лучших времен.
Если одни регионы увеличивают численность за счет долгосрочных мигрантов из других российских регионов, то другие теряют собственное экономически активное население, которое частично компенсируется иностранцами из СНГ. Несмотря на трудности в российской экономике, иностранцы все равно будут вынуждены приезжать, чтобы работать и отправлять деньги своим семьям (в 2019 г. сумма переводов физических лиц из России в страны СНГ составила $12,9 млрд).
По данным МВД, ежегодно более 5 млн иностранных граждан приезжают в Россию из других государств в поисках работы. В 2019 г. 76% всего первичного учета приходилось на четыре страны – Узбекистан, Таджикистан, Киргизию и Украину, – что не всегда находит понимание у принимающего российского населения.
По данным опроса «Левада-центра», в августе 2019 г. 64% респондентов поддержали мнение «мои родственники и знакомые готовы делать работу, которую сейчас выполняют мигранты». Еще 44% опрошенных считали, что «большинство мигрантов живет лучше и богаче, чем я и моя семья». Стоит ли добавлять, что подобные установки декларировали наименее защищенные категории населения? Пенсионеры; те, кому не хватает средств даже на покупку еды; респонденты с образованием ниже среднего. С учетом ухудшения финансового положения местного населения, негативной динамики в сфере занятости и увеличения внутрироссийской мобильности в будущем (перемещений собственных граждан в поисках работы) подобные представления о конкуренции с мигрантами-иностранцами за рабочие места могут обостриться, провоцируя антимигрантские настроения и напряжение в обществе.
Ксенофобия – не единственная проблема, которая возникнет после пандемии. Если прибытие иностранных работников в Россию будет сопровождаться дополнительными и неподъемными сборами, например медицинскими (допустим, обязательным обследованием мигрантов на коронавирус), это может спровоцировать рост нелегального пересечения российской границы. Будут страдать как сами иностранные работники, находящиеся в серой зоне и в безраздельной власти работодателя, так и региональные бюджеты, в которые эти работники не смогут вносить свой вклад. Доля тех трудовых мигрантов, которые приехали работать, но не получили разрешительных документов, в целом по России составила 32% (расчеты проекта «Если быть точным»).
В конце – несколько цифр с субъективными оценками в сфере занятости за апрель 2020 г., чтобы не быть голословными. В каждой третьей российской семье, где есть занятые, уже были случаи уменьшения заработной платы (32%), в каждой четвертой – увольнения (26%) и задержки в выплате зарплаты (25%). Частота таких случаев была выше среди работников негосударственного сектора, чем среди бюджетников. Обычно страхи предшествуют реальному ухудшению положения, но не теперь: доля столкнувшихся с этими проблемами была выше доли тех, кто только испытывал подобные страхи. Ситуация на рынке труда из-за пандемии развивалась стремительно – значительная часть населения, не успев нарастить негативные ожидания, сразу столкнулась с реальными проблемами.
Все, кто сможет вырваться из «ловушки бедности» и найти средства для переезда в другой регион, попытаются улучшить свою жизнь. Все, кто останется, вынужденно перейдут на новые формы «понижающей» адаптации (в очередной раз отказываясь от чего-то) с привкусом ресентимента.
Оригинал [1]