Публикации в прессе

«С точки зрения рационального человека, это шизофрения»

Slon попытался составить портрет россиянина, ориентируясь на то, как отвечает большинство респондентов на вопросы социологических служб, и получил где-то шизофреничные, где-то лукавые, а где-то очень проницательные ответы. Государственная пропаганда обсуждается довольно узким сегментом жителей России, а мы хотим понять: замечает ли ее абстрактный среднестатистический россиянин, если да, то как реагирует и во что верит?

Патриотизм

Россиянин замечает, что чиновники вокруг него стали чаще заявлять о патриотизме. Пусть говорят об этом по телевизору и дальше, думает он: слышать слово «патриотизм» в СМИ ему нравится, это вызывает в нем положительные чувства. При этом наш среднестатистический россиянин со скепсисом относится к тому, что у его сограждан в последнее время чувство патриотизма растет. А сам себя он называет патриотом все меньше, с начала двухтысячных этот показатель снизился с 77% до 69%, но все же называет.

Патриотизм – понятие довольно абстрактное, признают социологи. Любишь Родину? Значит, патриот, отвечает им большинство. В современной России нет четких формулировок и коннотаций, кого можно считать патриотом, а кого нет, говорит аналитик Фонда «Общественное мнение» Екатерина Кожевина. Россиянин пытался «нащупать» ответы самостоятельно: патриот может критиковать власть, не знать гимна и любить зарубежную литературу больше отечественной. Эти ответы распространены чаще противоположных. Но при этом, если мужчина не служил в армии, равнодушен к природе своей страны, не знает ее истории и уехал жить в другую – патриотом он быть не может. Патриотический маркер скорее проявляется в делах, несмотря на изначальный посыл о чувстве – любви к Родине: человек должен пройти через армию, жить здесь, но гимн и литературу может и не знать. Правда, березки – это святое. Да и вообще формы проявления хоть чего-то национального ему скорее нравятся: россиянин одобряет казачьи патрули.

«Образы патриотизма в современной России сверху еще не спускались. Только сейчас начинает работать огромная программа формирования чувства патриотизма – через спорт, через разные обряды, но все это достаточно эклектично, и говорить о каком-то едином образе не приходится. Правда, мы уже вскрываем какие-от очевидные ходы, например, патриот не может уезжать жить за границу навсегда. Динамика небольшая (в 2006-м 56% говорили, что человек, который уезжает жить за границу, не может быть патриотом, в 2013 году она выросла до 61%), но движется в сторону патерналистских маркеров», – говорит Кожевина.

Россия в кольце врагов

Сегодня 78% россиян считают, что вокруг  страны – сплошные враги, покушающиеся на суверенитет и плетущие козни. Еще год назад таких было на 15% меньше. «Враги – очень важный механизм. Поскольку утверждается, что мы особенные, у нас особый путь, национальные ценности и основы – милитаристские: это империя, победа в войне. А гордиться в настоящем времени нечем, особых достижений нет. Поэтому национальная консолидация идет извне. Механизм разгрузки и негативной идентификации происходит через образ врага – это очень важная вещь для авторитарных режимов», – объясняет глава «Левада-центра» Лев Гудков.

Среднестатистический россиянин чужим приписывает все то, чего не хочет замечать в себе. Например, агрессию в отношении соседних стран. Россиянин верит: вся критика с Запада связана именно с тем, что Россия восстанавливает свой авторитет. Он не может проверить это на собственном опыте, но об этом говорит государственная пропаганда с помощью телевизора.

Отношение к роли РПЦ и православию

В православии россияне в первую очередь видят элемент национальной культуры и важный признак «русскости». Русский – значит православный.

Россиянин замечает, что сейчас модно ходить в церковь. Но при этом он  считает, что церковь и религиозные организации не оказывают чрезмерного влияния на государственную политику в нашей стране. «Ровно столько, сколько должно быть», – говорит он. Россиянин уверен, что главная задача РПЦ – в том, чтобы поддерживать общественную мораль, нравственность, но при этом в его жизни религия играет не слишком важную роль. То есть, как и в случае с патриотизмом, ему нравится, что вокруг него люди обладают такими ценностями, и он даже согласен на то, чтобы его дети получали религиозные знания в школе, но сам он не то чтобы готов развиваться в этом направлении.

Гудков, ссылаясь на данные «Левада-центра», отмечает ухудшение отношения к Церкви – из-за политической активности и скандалов со священниками. Церкви давно выдан кредит морального доверия, именно ей после исчезновения советской идеологии назначено быть хранителем нравственности, добра, совести в ситуации, когда общество деморализовано и есть потребность в моральном авторитете. Кроме того, существует запрос на то, чтобы тебя где-то пожалели и посочувствовали. Но как только Церковь начинает выходить за рамки этой роли – россиянин все-таки противится. Пример – отрицательное отношение к предложению РПЦ запретить аборты.

Как проявляется религиозность россиянина? Исследование Фонда «Общественное мнение» говорит о том, что религиозность значительной части православных все чаще ограничивается обрядовой составляющей. Растет группа людей, которые ходят в церковь несколько раз в год, но они плохо знают молитвы и не соблюдают постов. Больше половины из них не читают священных книг. «Это такая – не хочется говорить поверхностная – религиозность, но если говорить о сути, то это скорее так», – говорит  Кожевина. Россиянин становится поведенчески религиозен. «Это лучше всего видно из статистики чтения священных текстов (52% православных никогда их не открывали). <…> при чтении текста верующий взаимодействует с сакральным знанием напрямую, без посредников, в отличие от многих других практик, которые монополизированы церковью. Ему самому приходится прилагать усилия для интерпретации прочитанного, сверки собственного опыта с эталоном», – объясняет Кожевина. Сегодняшний россиянин к этому уже меньше готов.

О власти и оппозиции

На вопрос «Каких политических взглядов вы придерживаетесь?» россиянин выбирает ответ «социалистические» и режим «твердой руки» – вся власть в стране должна находиться в руках сильного политического лидера. Но уже на вопрос «Какой политической силе вы сейчас симпатизируете?» загадочный россиянин не отвечает «партии власти». Ему по душе коммунисты и демократы.

При этом россиянин сомневается в существовании оппозиции в стране, чем практически сводит на нет декларируемый администрацией президента курс на создание «легитимности», «конкурентоспособности» и «прозрачности» политической жизни.  

Главным показателем оппозиционности для наших сограждан является участие в выборах и системность. «Никакие митинги и протесты не становятся «формирующим» фактором в представлениях об оппозиции и ее влиянии на положение дел в стране. То есть оппозиция в сознании людей – системная, парламентская, она должна играть по установленным правилам», – поясняет Екатерина Кожевина.

Митинги россиянину почти безразличны – половина жителей страны не определились с ответом на вопрос, поддерживают они их или нет, голоса остальных распределились поровну. Но россиянин все же скорее склонен думать, что участники митинга хотят сменить власть мирно, нежели насильственным путем, несмотря на пропагандистские фильмы на федеральных телеканалах. Однако все меньше он понимает цели и задачи протестного движения: уровень поддержки акций оппозиции упал до минимума с декабря 2011 года.

Главные оппозиционеры в этом году – Геннадий Зюганов и Владимир Жириновский. Россиянин отказал в третьем месте представителям «Справедливой России», которые занимали его еще в прошлом году. Эсеров сменил Алексей Навальный. Это связано с тем, что у эсеров нет устойчивой электоральной аудитории, внятного внешнего маркера и неразбериха с лидерами.

Запретительные законы Госдумы наводят порядок, но сама она не нужна

Россиянину не нравятся депутаты, хотя он ничего про них не знает. И сама Государственная дума ему уже не очень нужна. Большинство россиян уверены, что жизнь страны может быть с тем же успехом организована указами президента. А еще два года назад россиянин скорее становился на защиту Госдумы.

«Когда мы спрашиваем о влиятельности институтов, самый влиятельный – у президента, Дума и политические партии находятся на самом нижнем уровне среди этих институтов. Порядок в стране определяет президент, Дума не нужна, важна воля руководителя. Люди не очень доверяют сами себе и гражданскому обществу. Они привыкли за много лет к модели отношений, когда порядок обеспечивает власть с помощью репрессивного аппарата», – говорит замдиректора «Левада-центра» Алексей Гражданкин.

При этом россиянину нравятся запретительные законы, которые принимает Дума. Он относится к ним с пониманием и даже приветствует их: 68% за антигейский акт, 55% за защиту чувств верующих, 44% – за интернет-ограничения. На вопрос о том, зачем нам все эти запреты, граждане отвечают по-разному. Но самый популярный ответ: ограничения «служат стабилизации общественно-политической ситуации».

Причем, отмечает Гудков, первая реакция на законы в 2012-м, о признании НКО иностранными агентами, рост штрафов за нарушения на митингах – это очень разумные и рациональные объяснения: власти хотят дискредитировать, устрашить оппозицию, для этого принимаются новые законы. Это была понятная реакция на митинги, демонстрации и другие протестные акции. «Но к осени 2012 года власти очень эффектно связали четыре темы: антиамериканизм, педофилию, гомофобию и оппозицию. Только в этой связке удалось переломить отношение. И соответственно навязать населению, что задача власти – стабилизировать ситуацию. Не полностью удалось, но тем не менее», – говорит он.

За СССР, но без других республик

Россиянин относится к мигрантам из Средней Азии с опаской и настороженностью и поддерживает введение виз. Однако не возражает против использования дешевой рабочей силы из ближнего зарубежья. «Но страх, обусловленный или по меньшей мере усугубленный обилием антимигрантских сообщений в СМИ, приводит многих не только к поддержке таких радикальных мер, как создание временных лагерей для нелегальных мигрантов, но и к готовности, по сути, санкционировать заключение их в гетто», – анализирует сотрудник ФОМ Ирина Осипова. По ее словам, больше всего россияне говорят, что надо поддерживать отношения не с теми странами, откуда приезжают мигранты, а с теми, которые самостоятельно развиваются: Казахстан, Беларусь – их граждан рядом нет, они не мешают. «При этом заметен рост негативного отношения к национальностям, приехавшим сюда на заработки, и, скорее всего, это связано с тем, что эта тема активно муссируется в СМИ: в том же 2011 году 19% испытывали неприязнь по отношению к той или иной национальности, сейчас уже заметно больше 20%», – говорит Осипова.

Скоро будет опубликовано исследование о ностальгии по советскому прошлому, согласно которому 58% – за объединение стран СНГ в одну, и даже молодежь преимущественно за – 44%. Но речь не идет о дружбе народов, россияне грезят геополитикой. «Очевидно, люди не очень осознают, что в этом случае все страны будут обладать одними и теми же правами», – полагает Осипова.

То есть, с одной стороны, россиянин скучает по тем временам, когда СССР был великой империей, а с другой – он за введение виз. Гудков приводит еще один пример неоднозначности размышлений россиянина: 68% говорят, что Сталин, безусловно, виноват в гибели невинных людей. И в то же время 66% уверены, что без него войну не удалось бы выиграть. 

«С точки зрения рационального сознания это шизофрения, а так – неспособность соотнести эти две вещи и найти взаимосвязь. Массовое сознание действительно мыслит стереотипами, штампами, очень редко включаются причинно-следственные связи», – говорит Гудков. По его словам, это отчасти лукавое поведение, приспособление, готовность поддакивать власти и принимать то, что говорит власть. «В советское время была рубрика»Если бы я был директором». Вот эта игра в государственного человека важна: большинство сразу начинает говорить языком «Первого канала». Другого языка у них нет, и других представлений тоже. Как только дело касается их реальных проблем – рост цен на ЖКХ, точка зрения, перспектива меняются. Власть сразу становится «они» – коррумпированная и продажная», – объясняет Гудков.

Патернализм и поиск простейших объяснений

Все-таки экспертные оценки или даже ощущения, что «тучи сгущаются», и в «путинской России стало душно» – это прерогатива интеллигенции, полагает аналитик ФОМ Екатерина Кожевина. Родители положительно отзываются о новом предмете для четвероклассников, учителя с энтузиазмом берутся преподавать уроки с названиями «Порок и добродетель», «Что значит быть моральным?», «Моральный долг», «Род и семья – исток нравственных отношений». Патернализм как образ жизни – вот что является главной причиной того, что «духовные скрепы» принимаются россиянами. И не так важно, какими именно они будут.

А глава «Левада-центра» полагает, что на это наложился приход Путина и установление авторитарного режима. «Ощущается, что казенная барабанная риторика доминирует в пропаганде, и это как-то сказалось на настроениях. Нельзя сказать, что это повлияло на патриотические чувства, скорее на декларативную риторику. Как всякий авторитарный режим, наш опирается на апелляцию к традициям, как правило, выдуманным и изобретенным. Потребность россиян в простейших и самых примитивных объяснениях удовлетворена: например, все беды от происков Запада», – говорит он.

Оригинал

РАССЫЛКА ЛЕВАДА-ЦЕНТРА

Подпишитесь, чтобы быть в курсе последних исследований!

Выберите список(-ки):