Движение «рассерженных горожан» год назад пережило страшное разочарование: Путин, на которого был направлен весь гнев протестующих, вернулся в президентское кресло. Митинги стали терять в численности – какой смысл требовать честных выборов, если выборы нескоро? От оппозиции ждут, что она предложит новых лидеров и новые партии, а оппозиционеры выбирают бесполезные советы и выясняют, кто же слил протест. Креативный класс не готов бунтовать по-взрослому, второй раз горожан не рассердить, а если и рассердить, то власть уже знает, что с ними делать. Пессимистичная картина.
«Все не так!» – говорят социологи, изучавшие протесты 2011–2012 годов. Все гораздо лучше, но мы не смотрим на цифры опросов и продолжаем верить мифам. Slon собрал 6 мифов о протестном движении и попытался их развенчать.
Миф первый: они слили протест
Обвинения в «сливе протеста» впервые зазвучали накануне митинга 10 декабря, когда ряд публичных фигур, не имевших к митингу формального отношения: Владимир Рыжков, Геннадий Гудков, Сергей Пархоменко и Алексей Венедиктов, – за бутылкой виски в присутствии замглавы администрации президента РФ (как потом выяснил The New Times) договорились с мэрией Москвы о переносе акции подальше от стен Кремля – с площади Революции на Болотную. Официальные заявители – чета Удальцовых из «Левого фронта» и Надежда Митюшкина из «Солидарности», были поставлены перед фактом. Позже «сливом протеста» стали называть любые действия, которые работали на уменьшение революционного пыла граждан.
А никакого революционного пыла не было, говорят социологи, – более того, это был протест во имя стабильности. В декабре 2011 года, согласно опросу «Левада-центра», всего 16% россиян считали, что против власти надо идти до конца, а 43% советовали лидерам оппозиции отступиться, если власть пойдет на жесткие меры, чтобы избежать жертв, – большинство митингующих устраивало, что акции не перерастают в беспорядки. Готовые свергать власть радикальными методами были и остаются, но их меньшинство – на «Марше против подлецов» 15 января таких было 9%.
Недовольные граждане выходили не для того, чтобы взять штурмом Кремль, а для того, чтобы доказать себе, что они граждане. «Для большинства главным было не добиться какой-то цели, а попробовать, посмотреть, что будет», – уверен Александр Бикбов, замдиректора Центра современной философии и социальных наук философского факультета МГУ. В декабре 2011 года под его руководством группа социологов, философов, психологов объединилась в «НИИ митингов», чтобы выяснить, кто и зачем вышел на улицы. Они взяли интервью у нескольких сотен участников оппозиционных и пропутинских митингов.
Люди были настроены решительно, добавляет он, но это была решимость другого рода: «Скорее это был протест во имя стабильности, чем во имя радикальных перемен, – не конформизма, не путинской стабильности, а честной стабильности с соблюдением законов».
Миф второй: люди митинговали, чтобы Путин ушел
24 сентября 2011 года Владимир Путин объявил, что будет баллотироваться на пост президента. Многие, включая экс-президента Дмитрия Медведева, позже признавали, что именно эта рокировка привела к Болотной. Фамилия Путина не в самых приятных контекстах встречалась на плакатах чаще любой другой, а лозунг «Россия без Путина!» по популярности уступал разве что лозунгу «За честные выборы!». Заявления Путина о бандерлогах и контрацептивах только сильнее злили горожан. Но 4 марта человек, олицетворявший для них всю несправедливость режима, вернулся в президентское кресло.
На самом деле выходили не только и не столько против Путина, говорят социологи. Разные люди, воспринимали митинги по-разному, выяснил «НИИ митингов». Для одних это был гайд-парк, возможность рассказать о наболевшей проблеме: сносят гараж, строят завод, суд вынес несправедливый вердикт. Для других – городской праздник, куда шли семьями, с детьми, с шариками, с креативными плакатами.
Со временем у людей появлялись новые мотивы выходить – можно говорить о нескольких волнах. Так, по опросам «НИИ митингов», внушительное число людей влилось в движение после 6 мая в ответ на репрессивную волну: «Нас не запугаешь!».
«Коллектив исследователей политизации» на базе Европейского университета в Санкт-Петербурге, общаясь с рассерженными горожанами, пришел к похожим выводам. Декан факультета политических наук и социологии ЕУСПб Артемий Магун, возглавляющий команду, считает, что люди хотели осознать себя гражданами страны: «Они делали это рефлексивно, от теории к практике: в стране мало гражданской активности – давайте мы ею займемся».
«Помимо прочего люди надеялись, что, может быть, власть сменится, но не было инструментального расчета: мы сейчас выйдем на митинг, и Путин уйдет, – говорит Бикбов. – Один мотив объединял почти всех – попытка сохранить человеческое достоинство».
Миф третий: протест не слили, просто лидеры не те
Вместо того чтобы выдвинуть единого кандидата на выборы, лидеры оппозиции дрались за место у микрофона и спорили в фейсбуке, кому выступать на очередном митинге. Они позволили революции уйти на новогодние каникулы, а власть в это время собралась с силами и подготовила ответ. Они воруют лес, берут деньги у грузинских спецслужб, совращают детей и вообще как-то уж слишком далеки от народа. Они создали бессмысленный и неработоспособный орган, на заседания которого сами не ходят. Протест никто не сливал – просто за дело взялись неумелые люди.
Это все не важно, говорят социологи, ведь никто не воспринимал этих людей как своих вождей: площадь жила своей жизнью, сцена – своей. Лидерами выступающие были только в собственных глазах – площадь аплодировала Навальному или Быкову, но не воспринимала их как лидеров. И не потому, что движению нужны были какие-то другие вожди. «Этот протест в некотором смысле не нуждался в лидерах, – говорит Александр Бикбов, – и самой выигрышной стратегией было именно техническое посредничество».
Площадь с благодарностью относилась к этим публичным фигурам, пока они не претендовали на политический мандат, но как только технические посредники начинали указывать людям путь в светлое будущее, они оказались по другую сторону черты.«Некоторые люди, приходившие на Болотную в декабре, ушли с нее довольно рано, как только почувствовали, что происходит попытка узурпации общего пространства, – говорит Бикбов. – И даже волшебный Навальный, создавая партию, превращается во всего лишь какого-то Навального».
Миф четвертый: люди вышли благодаря фейсбуку
Массовые акции стали возможны лишь благодаря соцсетям. Только прочитав у друзей в фейсбуке о том, что выборы сфальсифицированы, посмотрев наYouTube ролики из УИКов, увидев в ЖЖ призыв Навального выходить на митинг 5 декабря, люди поняли, что пора.
На деле же для того, чтобы мобилизовать людей через интернет, они должны как минимум быть готовы к мобилизации. «Социальные сети сыграли роль именно на фоне массовой мобилизации, когда люди и без них готовы были протестовать, – так было и в нашей стране, и в других. Роль любых социальных сетей, не только электронных, лишь в том, что в момент напряжения импульс может быстро передаваться», – говорит Денис Волков из «Левада-центра».
По опросам «Левады», большинство тех, кто приходит на митинги, узнает о них через традиционные СМИ – радио, газеты, журналы и ТВ. На одном из последних митингов четверть опрошенных заявила, что вообще не обсуждает политику в соцсетях. Более того, нагнетают обстановку в интернете и толкаются с ОМОНом на улице разные люди: «У меня перед глазами митинг 15 декабря у Соловецкого камня: большинство тех, кто проголосовал в интернете за проведение этого митинга, не пришло. Пришли в итоге другие люди – это было видно по возрасту», – вспоминает Волков.
Роль социальных сетей велика, но состоит она совсем в другом: все большее значение приобретает борьба не за сам результат выборов, а за интерпретацию этого результата. «Даже если фальсификаций не было, но результат не соответствует общественным ожиданиям, люди протестуют, – говорит Алексей Чадаев, экс руководитель политического департамента ЦИК „Единой России“. – Я хорошо помню растерянность в Кремле, которая сопровождала события декабря. Я написал им короткую записку: главное на сегодняшних выборах – легитимация их результатов. Сегодня мало проголосовать, надо еще вфейсбук сообщить, за кого ты проголосовал».
Миф пятый: власть поставила протесты под контроль
Власть не была готова к митингам, но быстро сориентировалась: сначала организовала ответные митинги, показав, что людей, которым дорога стабильность, тоже много. Затем подключила федеральные каналы и в нескольких сериях «Анатомии протеста» выдала компромат на оппозицию. После этого ввела один за другим ряд ужесточающих законов, чтобы гражданам не так вольно дышалось. И наконец, арестовала два десятка участников митинга 6 мая, чтобы каждый боялся в следующий раз выйти на площадь, – вдруг именно ему придется сидеть за всех? Если волна протеста поднимется снова, в Кремле уже не растеряются.
Власть научилась бороться с симптомами, но не с болезнью, говорят социологи. А значит, со следующей волной недовольства ей будет справиться гораздо трудней. По мнению экспертов «Левады-центра», репрессии разрушают те структуры, которые удерживают протест в мирном русле. «Будет ли следующая волна радикальнее, зависит от того, насколько власть разрушит те гражданские и политические независимые структуры, которые сейчас есть. Если они в этом преуспеют, то это будет менее управляемый и более жестокий протест», – говорит Денис Волков. Запугать граждан тоже не удалось. «Фрустрация заставляет многих активистов задумываться о каких-то радикальных методах просто от отчаяния. Один из результатов протестов – ушел страх», – добавляет он.
Власть так и не поняла, откуда возникли митинги, – это признает Алексей Чадаев, бывший политический консультант «Единой России». «Я был штатным оракулом 2009–2010 годов, который кричал: „Волки! Волки!“ – а мне никто не верил. На глазах формировался новый слой, на тот момент еще не политизированный, но уже раздраженный. Старый протест социальной природы был нами изучен, и что делать с ним, было ясно. В 2008 году, в разгар кризиса, Сурков сказал, что надо спасти городской класс, главное достижение нулевых. Коллективный Медведев с айфоном был месседжем власти этому новому классу, которые хотят не стабильности, а участия. Медведев делался под них, но люди почему-то пошли не за ним, а за Навальным. Было ощущение, что кто-то пришел и украл у нас урожай, который мы любовно вспахивали четыре года. Объяснения этому так никто и не дал», – признается Чадаев. Коммуникация в какой-то момент была утеряна – и неясно, почему.
Миф шестой: протестов больше не будет
В следующий раз, даже если выборы снова сфальсифицируют, границу закроют, интернет запретят, а Путин сделает себя пожизненным правителем, у граждан сработает принцип выученной беспомощности: в прошлый раз ничего не вышло – а больше мы рисковать не будем. Недовольные поняли, что от них ничего не зависит, и уже не станут выражать свое недовольство публично, тем более в радикальных формах.
На самом деле никто толком и не злился. Общество бесповоротно поменялось – это происходило постепенно и началось задолго до декабря 2011 года. Горожане были даже не то чтобы рассержены нечестными выборами: если верить опросу «Левада-центра», уровень фальсификаций в 2011 году не сильно превышал тот, что был на выборах в Мосгордуму в 2009 году: примерно 10% составило расхождение между данными ЦИК и данными экзит-поллов.
Просто у людей поменялось представление о своей роли в государстве. «Причины связаны не с выборами, а с общим трендом: все больше россиян считают, что государство – просто некая корпорация, частные люди со своими интересами, и глупо требовать от них заботы обо всех», – говорит Иван Климов (ВШЭ).
«Москвичи хотели бы выбирать мэра, но когда им отказывали, они не выходили, а напряжение копилось», – говорит Денис Волков. Первые признаки будущих протестов «Левада-центр» отмечал еще в 2010 году, когда выяснялось отношение к поступку приморских партизан: неожиданно большая часть опрошенных сказала, что «так им и надо» – милиционерам.
Появляются и новые слои недовольных – социальные. Бюджетники сегодня вроде бы приласканы властью, но и там накапливаются проблемы, напоминает эксперт «Левада-центра», а в конце прошлого года распространились трудовые голодовки. Климов в роли возможных триггеров называет события, аналогичные Кондопоге, Кущевке, историям с ОВД «Дальний» и с приморскими партизанами.
«Мы не можем предсказать сейчас развитие ситуации, – говорит Александр Бикбов. – Интервью „НИИ митингов“ дают возможность увидеть, что протест не был беспочвенным. Это не был эмоциональный выплеск – это было достаточно логичное поведение людей, которые уже давно чем-то занимаются: спасают сирот, тушат пожары, просто ищут работу на рынке труда. Это был способ сказать: не нужно за нас решать!» И когда у людей появится новый повод заявить: «Не нужно за нас решать!», протест снова приобретет массовую форму, уверен он.