Социология Выборов №1: Старое и Новое
Однако тут возникает ряд проблем, одна из которых – воспроизводимость результатов исследования. Ведь мы создаем ситуацию опроса искусственно. Насколько можно быть уверенным в том, что поведенческие установки человека в «реальной жизни» совпадут с его ответом на вопрос анкеты? Особенно, если этот вопрос затрагивает чувствительные для отвечающего моменты.
Безусловно, для работы с такими вещами у социологов есть свои инструменты. Вопрос о доходе можно замаскировать измерением покупательских возможностей, а декларируемое электоральное поведение можно сопоставить с реальным голосованием (при условии, что мы доверяем данным ЦИКа). Но возможно ли проведение исследований без непосредственного контакта интервьюера и респондента?
Это возможно, только если мы можем собирать достаточно большие объемы косвенных данных о людях. Нетрудно догадаться, что речь, в первую очередь, идет о сборе цифровых следов пользователей всевозможных электронных услуг: социальных сетей, покупок в онлайн- (и не только онлайн-) магазинах, истории посещений конкретных сайтов и многое другое. Эту необъятную и неструктурированную совокупность данных принято называть big data. Одним из первых с большими массивами данных стал работать онлайн-маркетинг, изучая потребительские установки интересующих аудиторий. Ну а почему бы не сделать это и в политике, которую можно рассматривать как специфический подвид этого маркетинга? Создание общественного давления эффективно работает в социальных сетях с помощью таргетированной рекламы или ботов; пресловутые «российские хакеры» уже превратились в интернет-мем.
В отличие от ученых, прикладным специалистам не требуется описывать работу всей политической системы или репрезентировать некое сообщество. Ведь даже если технология покажет небольшой прирост сторонников политической силы, то ее можно назвать успешной. С этой точки зрения, выборы президента США – это хороший пример использования новых технологий, хотя и не только они обеспечили победу Трампа. Целевой группой в интернете политик выбрал тех, кто не получил свою долю от экономических успехов страны и потому склонен к протестному голосованию. Как правило, люди, не имеющие четких политических или потребительских установок, более подвержены эмоциональным порывам. Это меньшинство, но их мобилизация может обеспечить несколько процентных пунктов, необходимых для победы.
В России успешных примеров борьбы за власть немного, и вдохновение для новых экспериментов черпается там же, в США. Команда Дмитрия Гудкова, в которую входят Максим Кац и Виталий Шкляров, попыталась перенести зарубежный опыт работы с данными на российскую почву. В 2016 году из московских кандидатов Гудков ближе всех подобрался к победе на выборах в Госдуму, а в 2017 организовал результативную муниципальную кампанию.
Команда Алексея Навального так же весьма успешно работает и с волонтерами, и с простыми сторонниками в интернете. Из этого можно сделать нехитрый вывод, что среди российских политиков наиболее заинтересованы в использовании новых инструментов несистемные оппозиционеры, лишенные офлайн-ресурсов.
А что с использованием новых методов для научных целей? Тот же Навальный ссылается на данные собственных телефонных опросов; это вполне классический инструмент. Ведь одно дело максимально расширить сеть сторонников и совсем другое – представить приближенную к реальности картину общества. Здесь успехов еще меньше, чем у российской оппозиции, но все же они есть. Например, можно следить за упоминаемостью фигур и событий в интернет-среде, тем более, что ряд российских компаний уже представляет такие услуги: BrandSpotter, Brand Analytics, Медиалогия. Можно зафиксировать не только факт упоминания, но и тональность высказываний на различных площадках, а затем отследить связь между колебаниями трендов в опросах и социальных медиа. Весной этого года, к примеру, Brand Analytics опубликовал достаточно интересное электоральное исследование по французским выборам президента, которые достаточно близко совпадали с данными опросов и с финальными результатами выборов. Важно не просто заметить колебания отдельных слов, но и построить модель, которая могла бы экстраполировать данные на все общество.
По мере того, как все большее число людей начинает выражать свое мнение в сети репостами, комментариями или просто поставив лайк, ценность информации из социальных сетей растет. Но здесь появляется множество других вопросов. Насколько этично собирать подробные сведения о пользователях? Насколько это легально? Пока мы видим лишь отдельные эксперименты, но академических ученых всерьез начинают беспокоить такие проблемы. Но если мы рассматриваем проблему репрезентации общественного мнения, то ключевой для прикладных исследователей остается проблема совмещения результатов различных видов исследований. На данный момент получить исчерпывающее представление об обществе без обычного инструментария социологов невозможно.
Но кто знает, что будет уже завтра.
Во втором выпуске спецпроекта «Новой Республики» и «Левада-Центра» Алексей Левинсон рассказывает об общественном значении выборов и о том, почему эта форма легитимации важна даже в условиях, когда голосование вызывает вопросы и критику.
Если думать, что выборы – это процедура, при которой граждане страны выдвигают некоторых людей из своего числа, чтобы последние исполняли их волю и решали вопросы, которые важны для всех, то боюсь, что многие скажут – таких выборов нет. Если считать, что выборы – это состязание политических партий, которые предложили свои – разные! – программы, а затем избиратели отдали предпочтение той или иной из этих программ, то снова мало найдется людей, которые скажут «Да, вот у нас именно это и происходит». Если у выборов, которые проходят в нашей стране, нет смыслов, то какие же смыслы тогда есть?
Стоит привести хотя бы такое соображение – на выборы тратится очень много средств, причем в Советском Союзе, где выборы шли с 1936 года и далее очень часто, на выборы также тратили значительные силы: бывало, что посылали самолет на отдаленное оленеводческое хозяйство, чтобы там два или три человека проголосовали. При этом выборы, как многие знают, не оказывали никакого влияния на жизнь граждан и на текущую политику.
Выборы кому-то нужны. Кому же? Просится на язык, что они нужны властям. Да, наверное, нужны, а зачем? Тут вопрос упирается в то, чем занимается наш Центр, — то есть в общественное мнение.
Выборы в нашей стране и во многих других странах, где строй далеко не все готовы назвать демократическим, проходят – и правители стремятся их проводить – в угоду международному общественному мнению. На выборы часто приглашают наблюдателей – если не из всех стран, то хотя бы из каких-нибудь, — в общем, ясно, что без выборов страна демократической не может считаться никогда. Если выборы прошли, тогда хотя бы один из аргументов в пользу того, что у нас демократия, появляется у каждого из таких режимов. Эта апелляция к общественному мнению всего света, но не только же в адрес внешних зарубежных сил эти выборы проходят.
Я бы обратил внимание на то, что всегда есть какой-то внешний наблюдатель. На выборах локальных, районных местная власть очень озабочена тем, чтобы хорошо выглядеть перед региональными властями; власти региона хотят хорошо выглядеть перед федеральными властями, а вот последние уже озабочены мировым общественным мнением. Такая апелляция вовне. Но есть и апелляция внутрь, к своим.
Выборы имеют значение и для россиян – при том, что это значение не совпадает с теми, что были названы в начале; россияне редко надеются, что те, кого они избрали, в особенности в федеральные органы власти, непосредственно им принесут какие-то блага. Нет, голосование на выборах, скажем, в Государственную Думу связано не с этим.
Что такое это голосование? Это голосование, исполняющее некий ритуал приобщения к каким-то важным для россиян вещам. Выборы имеют значение – они имеют значение как внешнее, так и внутреннее, теперь уже для каждого человека. Что этот человек направляет вовне? Он выражает свою лояльность существующей власти – при этом, я хотел бы подчеркнуть, это не пресмыкательство перед начальством, это лояльность всему ходу вещей. Люди голосовали и будут голосовать – мы знаем это из наших опросов, — за Владимира Путина, и это будет значить, что люди хотели бы сохранения того порядка вещей, который они наблюдают в стране. Не просто хотели бы спокойствия – хотели бы именно того установившегося неким образом социального строя и мира, они выражают лояльность по отношению к нему. Повторю – не по отношению к Владимиру Путину, а по отношению в целом к тому, как мы живем. Это одна адресация, а вторая – адресация внутрь, к самому себе. Социологам известно, что, когда человек совершает какое-то действие, которое он считает социально одобряемым, он сам испытывает, как правило, некоторое удовлетворение; если его не принудили к этому действию, конечно. Пойти на избирательный участок, опустить бумажку в ящик с прорезью, проголосовать за людей, которые тебе неизвестны и от которых ты ничего особенно и не ждешь, — все это наполняет сердце человека каким-то ощущением «слава Богу, сделал, что надо». Даже не то, что требуют, — а то, «что полагается». Это чувство, которое можно назвать чувством конформизма, — очень важная составляющая человеческого общежития.
Социология Выборов №3: Россия перед выборами
В третьем выпуске спецпроекта «Новой Республики» и «Левада-Центра» Денис Волков рассказывает о последних изменениях в общественном восприятии российских выборов и том, почему граждане страны почти не участвуют в муниципальной политике.
Мнение россиян о выборах может меняться под воздействием ряда параметров. На это могут влиять некоторые события, некоторые общественные настроения. Приведу конкретные примеры. Так, присоединение Крыма к России в 2014 году резко изменило общественные настроения и в каком-то времени задало результаты последующих выборов. Поясню, почему так можно говорить.
Дело в том, что до 2014 года, на протяжении предыдущих лет, мы видели, что система находилась в кризисе. За «Единую Россию» хотело голосовать порядка 25% всего населения, за Владимира Путина – порядка 30% всего населения. После присоединения Крыма все изменилось: политическая система приобрела новую легитимность, и мы увидели, как резко выросло желание голосовать за партию власти, как резко выросло желание голосовать за Владимира Путина. Буквально через несколько недель после марта 2014 года мы видели, как рейтинги «Единой России» выросли практически в 2 раза почти до 50%, так же резко вырос и рейтинг президента. Если за год до выборов 2012 года за него собиралась голосовать треть избирателей, то сегодня, за год до президентских выборов, за него готовы проголосовать в два раза больше людей.
Отношение россиян к выборам также зависит от уровня своих выборов: чем выше их уровень, тем выше интерес, и это видно даже по результатам явки и количеству людей, приходящих на избирательные участки. На местных выборах явка, как правило, меньше, на федеральных – больше. Отчасти это зависит от желания власти рассказывать о выборах – чем больше о них говорят, чем больше рекламируют, тем больше интерес у граждан. Например, на выборах в Москве в этом году информации о выборах практически не было – и мы получили явку на уровне 15%. Когда о них рассказывают больше, люди приходят на участки. Но что интересно: если на выборах 1990-х и 2000-х гг. мы наблюдали предвыборную мобилизацию, то есть видели, как повышается интерес к выборам и желание голосовать, то в 2011-2012 гг. мы видели, как предвыборной мобилизации практически не произошло. То есть вместе с падением легитимности власти пропала и возможность мобилизовать граждан на выборы. Поэтому, как мне кажется, важно обращать внимание на преобладающие в обществе настроения.
Почему люди приходят на федеральные выборы и не приходят на местные, локальные выборы?
Это связано с представлениями о структуре власти. Дело в том, что местное самоуправление люди понимают плохо, плохо представляют, чем оно занимается, что может сделать местная власть, муниципальные депутаты и т.д. Многих они просто не знают – ни в лицо, ни по имени. Все знают, что в России все решает президент, именно поэтому многие считают своим долгом идти на федеральные выборы.
Почему при этом люди голосуют за Путина и «Единую Россию»? Во-первых, многое объясняется общим политическим контекстом. Но дело не только в этом: просто именно Путин и именно власть говорит о тех проблемах, которые волнуют население. Если мы посмотрим, что это за проблемы, то это растущие цены, маленькие пенсии и пособия, — это те проблемы, которые люди хотели бы видеть решенными. В их представлении именно Путин или Единая Россия представляются значимыми политическими силами, которые не просто говорят о решении этих проблем, но и обладают силой, чтобы их решить. Именно поэтому сегодня люди готовы голосовать за кандидатов от власти; поддержку населения получают те политики, которые говорят с людьми на одном языке и о тех проблемах, которые людей волнуют.
В России большое количество людей зависит от власти, зависит от государства, бюджетных выплат и связывают свои надежды на улучшение благосостояния с кандидатами от власти. Рейтинги основных государственных институтов сегодня велики, и хотя люди отмечают, что проблемы есть и их много, люди готовы доверить их решение тем, кто сейчас у власти. Именно поэтому мы можем предсказать результаты следующих президентских выборов с высокой точностью.
В четвертом выпуске спецпроекта «Новой Республики» и «Левада-Центра» Ольга Караева рассказывает о проблемах в технике социологических опросов и том, могут ли новые технологии решить эти проблемы.
Одним из основных источников информации об электоральных предпочтениях граждан являются данные социологических опросов. И в большинстве стран, где проводятся опросы, они не обходятся без критики. Наиболее общие проблемы традиционных методов опроса мы и затронем далее.
Основная проблема опросов состоит в том, что они не точны. Об этом мы часто слышим по сообщения СМИ после выборов или значимых событий — социологи неправильно предсказали результаты выборов, не спрогнозировали массовые протесты и т.д. Эта проблема неточности при всей кажущейся простоте вбирает в себя каркас множества переплетенных факторов, на которых мы и остановимся.
Следует помнить, что традиционные опросы используют аппарат математической статистики, где путем случайного вероятностного отбора небольшой совокупности людей репрезентируются мнение общества или какой-то отдельной группы. Известная метафора, иллюстрирующая выборку — не нужно пробовать весь суп, чтобы понять что, он пересолен, Вам хватит и чайной ложки. В чем же проблема современных выборок и почему одной ложки нам недостаточно, чтобы точно судить о предпочтениях граждан?
Во-первых, это — высокая недостижимость. На заре прошлого столетия последних лет этот показатель был синонимом качества выборок. Современный мир задает новые зоны приватности и уже не каждый захочет впустить интервьюера к себе в квартиру или отвечать на опрос человеку из call-centra с незнакомого номера. Наши дома все защищеннее, жизнь более мобильна и в результате традиционные опросы не достигают определенные группы людей — к ним относятся как более активные и богатые, так и наоборот, малообразованные и подверженные депривации слои общества. Нашей условной ложкой мы можем не дочерпнуть до дна или боковых стенок нашей кастрюли мнений. С 1990-х годов этот показатель с 70-80 процентов упал до 30-40%, и эта проблема справедлива для большинства стран — в США, если говорить о телефонных опросах, этот показатель упал троекратно, с 30% до менее 10%.
Во-вторых, это — специфика самого предмета исследования. Человек — это сложно устроенная личность, в котором переплетаются разные системы оценок, убеждений и смыслов. Люди могут поддаваться сиюминутным убеждениям, могут целенаправленно следовать своему выбору, могут менять свои взгляды под воздействием других групп или иной информации. Поэтому измерение такой гибкой конструкции сопряжено с учетом разных социальных факторов. Широко известно, что на прямой вопрос о том, собираетесь ли вы прийти на выборы и проголосовать в опросах декларируют более 70%, тогда как итоговая явка составляет около 30-40%.
Социологи вынуждены считаться с эффектами так называемого присоединения к большинству, когда в опросах по итогам выборка мы получаем завышенную долю тех, кто поддержал партию или кандидата победителя. Здесь так есть и «спираль молчания», при которой человек с меньшей вероятностью выскажет свое мнение, если, по его ощущениям, эта позиция не поощряется в обществе или может быть воспринимается негативно. Есть так называемые «молчуны» или политически неактивные граждане, которые также в меньшей степени готовы принимать участие и высказывать свои мнения, в том числе и соглашаться на участие в опросах. Таким образом, опросы могут завышать позиции одних и не досчитывать мнения других.
Нужно помнить, что ситуация опроса — это искусственная ситуация. Мы ставим человека с вопросами, о которых он мог не задумываться в обычной жизни, — поэтому этот эффект также стоит учитывать при опросах. Один лобовой вопрос «что вы думаете об этом» вызывает серию вопросов, чтобы раскрутить представление по теме. Поэтому любые оценки исхода выборов на данных опросов — это моделирование предполагаемого поведения граждан. Крайне важным здесь становится учет множества внешних и внутренних факторов, а также динамика наблюдения за общественными настроениями. Здесь уместна аналогия с той ложкой, которой мы пробуем суп — если это вилка или шумовка или сито, то мы мы упускаем какие-то детали.
В-третьих, существует проблема методов — сейчас технологии и средства коммуникации шагнули далеко вперед, и привычные формы общения тоже модифицируются. Как телефонные опросы еще 30 лет назад были для кого-то дикостью, так опросы по месту жительства или путем входящего звонка на телефон могут иметь в ближайшем будущем сходное восприятие. Проблема в том, что распространение технологий происходит в обществе неравномерно — нельзя взять и попросить всех онлайн: часть людей (до трети россиян!) все еще не использует интернет, а если использует, что интенсивность пользования тоже не на одном уровне. Кому-то будет удобнее пройти опрос, пока смотришь популярный youtube-канал, кому-то получить ссылку на почту и пр. И сейчас основным трендом является совмещение техник опроса. Но хорошего рецепта ни у кого нет, а для того, чтобы отработать модели, необходимо время.
Поэтому, если резюмировать проблемы, которые мы затронули, важно подчеркнуть, что они являются вызовом для многих стран мира. Ведь меняются параметры жизни, которые необходимо учитывать. Социологи для достижения своих целей никогда не опираются только на один метод или только на один вопрос; повышение валидности данных — это важная часть работы, выводы перепроверяются как в фокус-группах, глубинных интервью, опросах экспертов и пр. На данный момент новые технологии предоставили большие возможности в части роста объема данных, но не предоставили инструментов для их анализа. По аналогии с супом можно сказать, что перед нами котел, который мы пока не понимаем, как готовить.