Проведенный в июне опрос показал, что 46% респондентов смотрят на будущее страны «скорее со спокойствием, уверенностью», а 45% – «скорее с беспокойством, с опасениями». Насчет собственного будущего беспокойства столько же (44%), уверенности чуть больше (50%).
Конечно, есть категории, где резко преобладает оптимизм либо пессимизм. В студенческой среде три четверти спокойны и за судьбы отечества, и за свою судьбу. На втором месте – руководящие работники. Опрос, конечно, не охватывает тех лиц, от которых в самом деле зависит, как будет жить Россия. Наши респонденты в этом смысле – начальники поменьше, которыми командуют начальники побольше. В своих мнениях они, вероятно, более компетентны, чем все остальные, но наверняка и более зависимы от официальной линии. Из них две трети полагают, что ни за страну, ни в особенности за свое собственное будущее им не следует волноваться. 60–66% спокойных за будущее и среди богатых. Напротив, максимум беспокойства у тех, кто всего беднее. Мы не раз отмечали, что это прежде всего одинокие пенсионерки в малых городах и селах; у них самые низкие доходы и ниже среднего уровень образования (он был средним, когда их учили в школе). Они более всех чувствуют зависимость от власти и местной, и центральной. И большинство из них (54–55%) выводят: если все так, как оно сейчас, то ни за будущее страны, ни за свое спокойным быть невозможно.
От основной части россиян опрос принес примерно поровну ответов об ожиданиях плохого и хорошего. Например, у жителей больших городов соотношение аккурат 46% к 46%. Но если так соотносятся устные ответы, это не значит, что полгорода – оптимисты, а другая половина – скептики. Это значит, что большинство горожан – а попросту весь город – живут в смешанных чувствах. Они и верят, и не верят, и надеются, и махнули рукой. Они не могут не видеть, что страна попадает во все более рискованные ситуации, но не могут допустить мысли, что это движение не туда, куда надо.
Это общество лет 20–25 назад мечтало о сытом и спокойном бытии: жить, как все развитые страны, и в согласии с ними всеми. Люди думали, что у каждого будет свое дело или своя работа и от того, как его ведешь и как работаешь, зависит, как живешь. Но теперь никто из работающих не считает, что его доходы зависят от его труда. Они зависят от «позиции» и от цен на нефть, а последние не зависят не только от него, но даже и от самого высшего руководства. И собственное дело лучше вообще не заводить, коли нет связей. Желание жить в мире со всеми сменилось на «мы им показали и еще покажем!». Словом, былые надежды обернулись иллюзиями. Но это не значит, что они исчезли. Их запрещают себе, их в перевернутом виде приписывают врагам внешним и внутренним – ишь, эти «развитые страны», они хотят, чтоб у нас было, как у них, навязывают нам свое!
Тем, кому больше 40, в ком есть эта фрустрированная память, это дается нелегко, и среди них оптимистов меньше 50%. А среди тех, кто моложе 40, кто идеалами 90-х не томим, спокойных за будущее больше половины.