Аналитика

«Для человека советского никакой морали не существует»

Социолог, директор Левада-Центра о том, как большевики создавали нового человека, какие качества помогали этому человеку существовать в тоталитарном государстве и почему человек советский продолжает жить в нас.

Вообще говоря, не все определяется ценностями. Давайте сначала немножко охарактеризуем, что такое советский человек. Это проблемой мы занимаемся уже тридцать с лишним лет. Впервые мы запустили этот исследовательский проект в начале февраля 1989 года. У нас была идея, что человек советский — это человек, который сложился, сформировался в ранние советские годы, когда начали формироваться советские тоталитарные институты. И, с одной стороны, советский человек — это такой лозунг, проект, а с другой стороны — материал, из которого строится советский тоталитарный режим.

Грубо говоря, это человек, принадлежащий поколению, которое начало входить в жизнь примерно в начале 1920-х годов. Поколению, которое сформировалось в условиях устанавливающегося очень жесткого, репрессивного, террористического режима. Оно и несло эту систему. С его уходом — уходом чисто демографическим — система начала распадаться. Идея была в том, что по мере появления людей, которые не знают, что такое советская жизнь с ее серостью, безнадежностью и идеологическим принуждением, система тоже будет меняться. Придет молодое поколение с совершенно другими установками — более прозападными, толерантными, ориентированными на свободу, на права человека, на рынок, на другое отношение к жизни.

В начале 90-х годов это эмпирически подтверждалась, и мы хотели отследить, как оно уходит. Мы проводили замеры каждые 4-5 лет по одной и той же схеме, по одной и той же анкете. И оказалось, что уже в 1994-м и тем более в 1999 году гипотеза об уходе советского человека не подтверждается. Советский человек воспроизводится. Тогда мы задумались. А что, собственно, удерживает его? Что такое этот советский человек?

Если развернуть эту тематику, то история появления человека советского связана с футуристическими идеями начала ХХ века о том, что приходит новый век — век техники и рациональности, новая мораль, новый человек с совершенно другим отношением к жизни. Этот футуристический проект был подхвачен большевиками и реализовывался в практике всех институциональных систем. Система образования, система идеологического воспитания, система организации партии, государства, система общественных институтов — комсомол, партия, военизированные спортивные организации, ДОСААФ и прочее — все они формировали этого нового человека.

Попытка описать, что из этого получилось, была предпринята уже в более позднее время и принадлежит немецкому публицисту Клаусу Менерту — советнику Аденауэра. Он родился в России, был внуком владельца фабрики «Эйнем» («Красный октябрь»), стал очень известным политологом и журналистом. После того как был заключен мирный договор с Германией, он много раз бывал в Советском Союзе и попытался описать увиденное. В 1958 году у него вышла книжка «Советский человек. Попытка портрета после двенадцати поездок в Советский Союз в 1929-1957 годы», где он постарался рассказать, какой человек сложился в результате этой системы. После этого появилось еще несколько работ, но главным образом либо идеологических вроде «Советский человек. Формирование социалистического типа личности» Георгия Смирнова, либо пародирующих вроде работы Синявского. Они пародировали не самого человека, а лозунг, идеологический проект. Эмпирических же работ, собственно, не было.

То, что мы получили в результате наших исследований, это довольно интересная конструкция — человек, адаптировавшийся к репрессивному государству и научившийся жить с ним. Это чрезвычайно важно. Это человек, идентифицирующий себя с государством, имперский, но в то же время понимающий, что государство все равно его обманывает, эксплуатирует, что это система насилия, и поэтому надо уходить от контроля. Это человек лукавый, двоемысленный, постоянно чрезвычайно настороженный, потому что вся жизнь его сопровождается системой принуждения и насилия, прошедший через невероятную ломку и мясорубку. Поэтому это довольно циничный человек, доверяющий только самым близким, с очень короткой дистанцией, недоверчивый, боящийся новых. И в то же время внутренне агрессивный, астеничный, не способный на длительные усилия, а готовый и склонный к такому импульсу, рывку. Чаще всего это, конечно, идеологическая проекция. Такие образы представлены в массе фильмов советского времени. Это фильмы рывка, прорыва.

Но по сути своей человек советский ориентирован исключительно на физическое выживание. То есть озабочен благополучием прежде всего своим, своей семьи, своих близких. Тут не возникает моральных отношений, если под моралью понимать то, что понимается европейской культурой. Слово «мораль» может быть прочитано двояким образом. С одной стороны, это те нравы, те формы повседневного существования, в которых пребывает человек, с другой — это некое продолжение христианской традиции. Соотношение собственного поведения не с ближайшим окружением, а с некоторым высшими смыслами и значениями. Контроль над собственным поведением, исходя из конца собственной жизни. Представление своей жизни как законченной, и поэтому требующей контроля над каждым моментом своего пребывания здесь. Это совершенно другая конструкция морали, которая неизвестна здесь у нас. По крайней мере, в массе это абсолютно не характерно. И для человека лукавого, лицемерного, советского никакой морали не возникает.

Фрагмент дискуссии «Духовность и мораль: что мы знаем и что скрываем о человеке советском?», состоявшейся 16 апреля 2019 года в рамках цикла «Homo Soveticus: сто лет человеку советскому».

Оригинал

РАССЫЛКА ЛЕВАДА-ЦЕНТРА

Подпишитесь, чтобы быть в курсе последних исследований!

Выберите список(-ки):